Случайный отрывок из текста: Фарид ад-дин Аттар. Рассказы о святых. Хазрат Абу Бакр Шибли
... Однажды, совершив омовение, Шибли вошел в мечеть и услышал Глас Божий: «Как ты смеешь после таких омовений появляться перед Нами в мечети?» Шибли начал пятиться к выходу. Он тотчас услышал: «Куда ты отправишься, покинув Наш Дом?» Шибли пронзительно закричал, так как ситуация была безвыходной. Глас Божий спросил: «Как ты смеешь укорять Нас и оскорблять таким криком?» Шибли хранил молчание и сидел в одиночестве, когда снова прозвучал Глас Божий: «Что означает твое терпеливое и удовлетворенное молчание?» Шибли, уже в состоянии агонии, ответил: «Я обращаюсь к Тебе с молитвой (о милосердии) и ищу у Тебя защиты». ...  Полный текст

Явления Христа

«Иудейское кладбище»

Закат весенний. И чернеют четко

в рябящем свете камни и кусты,

и май кладет застенчиво и кротко

на мох могилок первые цветы,

как бы дрожащей ручкою сиротка

на каменные мамины черты.

Здесь уличной не слышно маяты,

отсюда прочь бегом бегут трамваи,

здесь на дорожках белых затихая,

бредут к пурпурной смерти день и свет.

Погост еврейский в Праге стар и сед.

И двор стоит, сквозь сумрак забелев,

где Спиро спит, язычник, грозный в воях,

и мудрецы покоятся, те, в коих

был светлый ум, вознесший высоко их,

а во главе премудрый ребе Лев,

о ком раввины сетуют в покоях.

В сторожке старой, где живет смотритель,

окно не спит, и вечер у дверей.

И вот немой походкою теней

скользит к могиле Ливы не Спаситель

улыбчатый, а бедный иудей.

И с бледных узких уст слетает слово,

во взгляде сто мучительных ночей:

«О горе! Как десницею своей

меня ты искалечил, Иегова!

Тебя не пощажу я, бога злого,

со мной в бою ты понесешь урон.

Кто дал тебе корону из коpон?

Пусть веру старую со всех сторон

враги копьем жестоким прободали —

я с верою моей пришел из дали,

и гордый образ твой на пьедестале

по-новому был мною вознесен.

И я швырнул твое святое имя

людской толкучке: Се великий Он!

Душа моя покинула полон,

скорбями нагруженная земными.

Простор небесный пуст был и студен.

И вот тебя не стало с тех времен

(иль даже вовсе не было), как я

побрел в пыли земного бытия.

Что мне была людей слепая рать,

когда ее нс стал ты собирать

пред свой престол? А если только бред

их вера клянчущая, то тебе не стать

им Господом, зане тебя ведь нет.

Когда-то мнил я, что ты создал свет,

а я — твой голос из пространств и лет.

Родством с тобой, отец, я был согрет...

И если б не было тебя, создать

элодея из любви моей и бед

я дал бы в Гефсимании обет».

В сторожке свет смотритель погасил,

а по дорожкам в сумраке могил

разлился месяц голубым потоком,

и по-ребячески лукавым оком

с конька мигает шустрая звезда.

Христос раввину говорит тогда:

«Во славу Божию любил и ты

глагол премудрый вырастить из пота.

Какого, дурень, слушал ты деспота —

перебирать библейские листы?

К науке тайной, к бездне высоты

влекла тебя великая охота.

Откройся! Дай великой остроты

проклятье, чтоб с небесной красоты

соскоблена была лжепозолота!

Иль к алхимической причастен касте,

открыл ли ты такой огонь грозы,

который все страшней и языкастей

готов из мести, как великой страсти,

лизать, как пес, вселенские пазы?

И ведом ли тебе сладчайший яд,

нежней он, нежли материнский взгляд,

а всех разит, как крохотных цыплят.

О счастье — целый мир сложить во гробы».

Где обрести такую горечь злобы,

дабы любому диким зверем стать?

И можешь ли ты в мирные трущобы

войну народов гнусную загнать?

И основать порядок новый, чтобы

безумием сердца воспламенять?

Возвысь же похоти их к беспределью!

Нашли на них чуму и орды мора,

дабы на ложе, нежась от позора,

мир от любви погиб со всей постелью!

Хохочет Он. Могильный камень прячет

предсмертный зверя крик. Как высь, далек,

на май ночной венец прозрачный лег.

С полета видит черный мотылек:

Христос коленопреклонен и плачет.