Случайный отрывок из текста: Райнер Мария Рильке. Письма к молодому поэту
... Физическая радость в любви — чувственна, как чувственно и чистое созерцание и чистая радость, которую дарит нам, например, прекрасный плод; она, эта радость, есть великий, безграничный опыт, который дан людям; это и есть знание о мире, вся полнота и весь блеск знания. Плохо не то, что нам эта радость достается; плохо, что почти все не уважают ее и тратят зря, и видят в ней возбуждение, которое берегут для усталых часов своей жизни, или развлечение, но не собирание сил для высших минут жизни. ...  Полный текст

ПО ШВЕЦИИ

ПОЭТИЧЕСКАЯ КАЛИФОРНИЯ

Сокровища природы становятся нашим достоянием часто благодаря случаю. Собака запачкала нос о раздавленную пурпурную улитку, и — была открыта драгоценная пурпурная краска. Пара диких буйволов взрыла в драке рогами золотоносную почву Америки, и — из-под развороченного дерна заблестела богатая золотая жила.

«Да! Все это случалось в старину! — скажут люди. — Тогда все делалось иначе, само собою! В наше время таких открытий уже нет! Приходится все добывать кровью и потом, рыться в глубоких шахтах, чтобы отыскать драгоценные руды, — запасы их все более и более истощаются!» И вдруг... высунулся золотой перст земли из полуострова Калифорния, и мы узрели воочию баснословные богатства Монте-Кристо, узрели пещеру Алладина! Сокровищница природы неистощима; мы, говоря попросту, сняли пока одну верхушку, а самая мера еще полна! То же самое и с сокровищницей науки — перед нами еще целый мир открытий!

«Зато в стране поэзии обшарены уже все уголки, все лучшее, прекраснейшее взято! — ноет какой-нибудь поэтик. — Счастлив, кто родился в древние времена. Тогда еще поэзия была почти нетронутой, девственной страной, сокровища ее блестели, как золотые жилы на поверхности земли!»

Не говори так! Счастлив и ты, современный поэт! Ты унаследовал все великие сокровища, обретенные в стране поэзии твоими предшественниками! Ты можешь учиться у них, что только истина будет жить вечно.

Наше время — время великих открытий. Откроется и в стране поэзии своя Калифорния.

«Где же ее искать?» — спросишь ты.

Она так близко, что тебе и в голову не приходит считать ее за новую неоткрытую страну. Переплыви же вместе со мною, подобно новому Леандру, отделяющий нас от нее пролив; черные слова на белой бумаге понесут тебя на своих хребтах, как волны; каждая точка — удар волны.

Огромная зала библиотеки, открытая для всех и каждого; кругом по стенам полки с книгами — и старыми и новыми. Рукописи навалены горами; всюду карты и глобусы. За маленькими столиками сидят и пишут труженики мысли и пера. Труд их нелегок! И вдруг все меняется: полки превращаются в террасы, на которых растут чудные деревья, покрытые цветами и плодами; тяжелые гроздья винограда повисают между осыпанными листвою лозами; кругом жизнь и движение!.. Старые фолианты и запыленные рукописи превращаются в цветущие богатырские курганы; откуда ни возьмись встают закованные в доспехи рыцари и конунги в золотых коронах, звучат арфы бардов, история проникается жизненностью поэзии — в залу вошел поэт! Он увидел живые видения, вдохнул в себя аромат цветов, сдавил виноградные гроздья и напился чудодейственного сока. А он и сам еще не знал, что он поэт, носитель светоча поэзии перед поколениями и веками!..

Свежий, душистый лес; прощается чета влюбленных. Прощальный поцелуй является для поэта таинством посвящения! И аромат в лесу еще усиливается, щебетанье птиц звучит дивной гармонией, проглядывает солнышко, и веет прохладный ветерок. Природа становится вдвое прекраснее, чуя присутствие поэта!

И вот он стоит там, подобно Геркулесу на распутье: перед ним две фигуры. Обе готовы вести его и служить ему. Одна — сморщенная старуха, другая — юноша, светлый, как ангел-путеводитель Товии. На старухе плащ, затканный цветами, фигурами животных и людей, сплетающихся причудливыми арабесками. Она в очках, а в руках держит фонарь и мешок; в нем старые, золотообрезные карты, разные волшебные снадобья и талисманы — словом, все атрибуты суеверия. Она опирается на палку, как дряхлая старуха, и в то же время воздушна и легка, как болотный туман.

«Коли хочешь быть поэтом, видеть мир, как нужно поэту, — иди за мною! — говорит она. — Я зажгу свой фонарь; он лучше диогеновского!» И огонек заблестел, старуха подняла голову и словно вдруг выросла, перед поэтом очутилось могучее видение; имя ему — Суеверие. «Я владычествую в царстве романтизма! — говорит она и сама этому верит. Фонарь осветил землю, как полная луна, и земля сделалась прозрачною, как воды океана в штиль, как стеклянная гора в сказке. — Все мое царство к твоим услугам! Воспевай, что видишь, воспевай, как будто до тебя не воспевал этого никто!»

И поэту чудится, что декорация местности перед ним все меняется. Вот плывут величественные готические соборы с покрытыми живописью стеклами, звучат полуночные колокола, встают из могил мертвецы... Под плакучей ивой сидит умершая мать и кутает свое нерожденное дитя; старые разрушенные рыцарские замки подымаются из болотной почвы, подъемные мосты опускаются, и поэт смотрит в увешанные картинами пустынные залы, в галереи, где бродит вестница смерти — Белая дама... В глубоких подземельях обитает василиск, чудовище, вылупляющееся из петушиного яйца, неуязвимое никаким оружием, но бессильное вынести свой собственный вид; увидя свое отражение, он разрывается на куски, как гадюка от удара дубинкой. Видения плыли, сменяя одно другое, а старуха в это время мурлыкала свои таинственные песни, сверчок подтягивал ей, ворон вторил, и на свечке в фонаре нагорали стружки. «Смерть! Смерть!» — проносилось и шелестело по всему этому полному призраков царству.

«Следуй за мною в жизнь на поиски истины! — вскричал юноша, светлый, как херувим. От чела его исходило сияние, в руке у него сверкал огненный меч. — Я гений науки! — сказал он. — Мой мир куда выше, он доходит до царства истины!»

И ясный свет разлился вокруг. Призраки побледнели, расплылись: фонарь старухи освещал не действительность, а лишь отбрасывал туманные картины на стены старых развалин, картины, которые образовал болотный туман, гонимый ветром.

«Я обогащу тебя знанием и опытом! Истина во всем творении, истина в Боге!»

И луч света проник в глубь тихого озера, откуда подымался под звуки колоколов затонувшего замка призрачный туман, проник и — осветил мир подводных растений. Капля воды из лужи, освещенная этим лучом, явилась миром живых существ самых диковинных форм; существа эти боролись, наслаждались, жили!.. В водяной капле был целый мир. Острый меч гения науки рассек своды глубокого подземелья, где убивал людей василиск, осветил подземелье, и — чудовище расплылось в смертоносные испарения, когти его превратились в газы от бродящего вина, глаза в светильный газ, вспыхивающий от прикосновения струи свежего воздуха. Меч гения выковал из золотой песчинки лист, тонкий, как налет, оставляемый на стекле нашим дыханием. А от лезвия меча исходил такой свет, что нить паутины казалась якорным канатом. И голос гения науки зазвучал на весь мир, как будто вернулось время чудес. По всей земле протянулись тонкие железные ленты, а по ним, окрыленные паром, летят с быстротою ласточек нагруженные тяжелые вагоны. Перед современной мудростью расступаются горы, поднимаются ложбины. А по металлическим нитям летят с быстротою молний мысли и слова, летят из города в город. «Жизнь! Жизнь! — звучало в природе. — Вот каково наше время! Поэт, оно принадлежит тебе, воспой разум и истину!»

И гений науки опять взмахнул сверкающим мечом. Что за зрелище! Словно луч света прорвался сквозь щелочку в темное пространство и образовал длинный крутящийся столб из мириад светлых пылинок. Но здесь каждая пылинка была целым миром: перед поэтом открылось звездное небо. Снова зазвучал голос гения: «Ты дивишься величине земли, а каждая точка здесь, каждая пылинка равна земле! Все это лишь пылинки и в то же время звезды-миры! Как крутящийся столб из мириад пылинок, образуемый солнечным лучом, прорвавшимся сквозь щелочку в темное пространство, — вертится в мировом безграничном пространстве столб из светил, который ты зовешь звездным небом. А за ним светится еще туманный Млечный Путь — новое звездное небо, другой столб, и оба они только два радиуса, две спицы в колесе Вселенной. Как же велико оно само и сколько радиусов исходит из вечного центра — Бога!

«Так вот что видит ныне глаз твой, вот как обширен горизонт, открывающийся нашему веку! Сын века, выбирай же, за кем из нас двух тебе идти! Я поведу тебя по новому пути! Иди по нему вслед за великими людьми своего века, впереди остальных! И ты будешь светить им, как утренняя звезда, светлый Люцифер!»

Да, наука открывает нам в стране поэзии новую Калифорнию! Правда, тот, кто предпочитает оглядываться назад и мало смотрит вперед, какое бы он высокое и почетное положение ни занимал, — скажет, пожалуй, что сокровищницей науки пользуются уже давно и она почти вся уже исчерпана великими бессмертными певцами, прозревавшими будущее значение науки! Положим; но не забудем также, что и в то время, когда Феспис говорил со своей колесницы, и тогда жили в мире мудрецы. Гомер давно уже спел свои бессмертные песни, но после него явились новые поколения, породившие Софоклов и Аристофанов. Древние северные саги и предания лежали как бы нетронутыми, неизвестными сокровищницами, пока не явился Эленшлегер и не указал, какие можно вызвать оттуда мощные образы!

Мы не хотим сказать этим, что поэт должен излагать стихами разные научные открытия. Дидактическая поэзия и в эпоху своего расцвета была только механической куклой, а не имела в себе настоящей живой души. Поэт должен только просветиться светом науки, постичь ясным взором истину и гармонию и в малом, и в великом. Тогда разум и фантазия его очистятся, просветятся и укажут ему и новые формы, и более одухотворенные слова. Даже отдельные открытия в состоянии окрылить его мысли. Что за сказочный мир открывается, например, под микроскопом, если наложить его на наш человеческий мир! Электромагнетизм может стать жизненной нитью в новейшей комедии и романе, а сколько можно создать юмористических творений, если вознестись с нашей крошечной, как песчинка, земли, заселенной мелким заносчивым человечеством, в бесконечное мировое пространство, где рассеяны млечные пути! Недурной иллюстрацией к нашей мысли могут послужить слова одной старой знатной барыни: «Если каждая звезда есть такая же планета, как наша земля, с разными государствами и высочайшими дворами, то какое бесконечное множество дворов! Голова закружится от одной мысли!»

Мы не скажем, как одна французская писательница: «Я рада умереть, не предстоит больше открытий в мире!» Осталось еще столько неизвестного, неисследованного и в море, и в воздухе, и в земле, столько чудес, которые должна открыть наука, чудес, каких не создаст и фантазия поэта.

И вот народится поэт с детской душой и, как новый Алладин, вступит в волшебную пещеру науки; мы говорим «с детской душой»: не будь у него детской души, великие силы природы поработят его. Новый Алладин зажжет лампу поэзии, которою всегда есть и будет человеческое сердце, и явится господином природы, добудет из пещеры дивные плоды и построит, с помощью духов, новый дворец поэзии в одну ночь.

События повторяются, характер человеческий не меняется и с тысячелетиями и повторяется в отдельных личностях, одна наука вечно производит новое! Наука озаряет весь мир светом истины!

Мощный образ Божий, освещай человечество! И когда его духовный взор привыкнет к этому блеску, появится и новый Алладин, и Ты будешь с ним, когда он краткими, ясными и мощными стихами воспоет истину и красоту, откроет новую поэтическую Калифорнию!