|
Случайный отрывок из текста: Райнер Мария Рильке. Истории о Господе Боге. Из жизни венецианского гетто
...
Я поспешил откланяться, но не мог удержаться, чтобы не напомнить ему на прощанье:
— Не забудьте пересказать это Вашим детям. Он задумался.
— Детям? Но видите ли, этот юный синьор, этот Антонио, или как там его звали, это далеко не положительный тип, и потом: ребенок, этот ребенок! Как же можно это — детям...
— О, это не должно Вас смущать, уважаемый господин Баум. Вспомните, ведь все дети от Бога. Как бы дети поверили, что Эстер не родила, когда она поселилась так близко к небу!
Дети услышали эту историю, и когда их спрашивают, как им кажется, что увидел старый Мельхиседек, они отвечают не задумываясь: «О, и море тоже». ... Полный текст
Теневые картины
(Из путешествия по Гарцу 1831 г.)
ОТ МЕРЗЕБУРГА ДО ЛЕЙПЦИГА
Дорога в Мерзебург была обсажена по обеим сторонам вишневыми деревьями. Самый город
мрачен и невелик, но заехать в него все-таки стоит ради его старинного готического собора. Тут же мне рассказали следующее
народное предание. Какой-то мерзебугский епископ приказал казнить своего слугу за воровство; впоследствии открылось, однако,
что вором был ручной ворон, любимец самого епископа. Последний, мучимый раскаянием, впал в меланхолию, повелел заточить
птицу в железную клетку и выставить ее на всеообщее поругание. Мало того, он завещал особый капитал, на который городской
совет Мерзебурга обязан был постоянно содержать в клетке ворона, обученного выкрикивать имя невинно казненного: «Яков!»
Когда один ворон околевал, ему, как далай-ламе или папе, немедленно избирали преемника. И в бытность мою в Мерзебурге, там,
как мне говорили (самому мне не удалось этого видеть), сидела в клетке такая несчастная, ни в чем не повинная черная птица
и кричала: «Яков!» Она и знать не знала, ведать не ведала, за что ей досталась казенная квартира и стол, и, может быть,
даже и в родстве-то не была с тем вороном-вором, по милости которого была учреждена эта воронья стипендия!
Солнце так и палило, когда мы выехали из города и направились в средоточие книжной
торговли Германии — Лейпциг.
Какое-то странное чувство овладело мною при виде необозримой лейпцигской равнины; ведь
каждое местечко здесь отмечено в истории европейских войн! Здесь проезжал великий Наполеон, здесь он предавался великим
думам и чувствам! Теперь это необозримое поле было волнующеюся нивою. Ничьи кровавые раны не заживают так быстро, как раны
природы! Довольно одной весны, чтобы украсить старые развалины зеленью и цветами. Когда я проезжал по лейпцигской равнине,
там проводили новую проезжую дорогу, и я видел извлеченные из земли пули и человеческие кости. Под деревом сидел старый
инвалид с деревяшкой вместо ноги. Вот он-то, наверное, помнил зрелище повеличественнее волнующейся нивы, песни погромче
песен щебетуний-пташек, порхавших над ним в ветвях дерева!
|